Единственная книга
Вступление
Кто-то сказал, что каждый способен написать одну хорошую книгу: ту, в которой он опишет свою жизнь. Видимо, это так. Решил вот проверить. Я не обладаю выраженным честолюбием, не хочу прославиться литературным искусством, я просто хочу сделать живыми тех людей, с которыми мне пришлось познакомиться в течение моей не такой уж малой жизни…. Они уже умерли, они не были известны, и сейчас живут лишь в моей памяти. Я просто хочу дать им более длительную жизнь…. Видимо эту свою книгу я буду писать долго…. Может, более десяти лет. Начиная её сейчас хочу представиться: я – Дмитрий, мне 47 лет….. Я хочу… впрочем, я уже сказал, чего я хочу. Не буду более медлить. Итак, я начинаю: Глава 1. Дед. Я чувствую вину перед ним, дедом. Я недостаточно любил его при жизни. Последние 10 лет его жизни я вообще почти не видел его. Очень яркое воспоминание из очень раннего детства: утро, солнце освещает веранду. На чисто выбеленной стене дед развесил картинки из азбуки: - Ну, Митя, начинает учить грамоту. Вот это буква Аааа… Мне не хочется обучаться грамоте. У меня масса других дел на сегодня: Первое – наловить жуков-солдатиков, оранжевеньких таких, с чёрными полосками на спинке. Второе: попробовать всё-таки залезть на вершину нашего тутового дерева – мне кажется именно там самые вкусные и сладкие ягоды, бесполезно опадающие на землю, на потребу к жадным муравьям и прочим моим конкурентам по уничтожению этого лакомства. И вообще, я давно хотел сбежать от надзирающей за мной сестры отца. Беременной тёти Любы, и исследовать, чем именно завершается улица Красная нашего села? Ведь непременно, когда мы с дедом идём гулять, он – пешком, а я – на своём трёхколёсном велосипеде марки «ветерок», то дед не даёт мне вволю углубиться в эти таинственные дали – туда, где пыльная, грунтовая дорога вдруг становится мощёным булыжником. Вот дед! Фашист, да и только! Я – Митя. Митяшок, как зовут меня в селе. Село это ставропольское, зовётся Северное. Александровский район. Впрочем, в своём детском состоянии я этого не знаю. Знаю только то, что село – большое, несколько тысяч человек пашут тут землю тракторами и выращивают пшеницу. Мой дед – отнюдь не последний человек на селе. Он – учитель литературы и русского языка, в прошлом – директор школы. Его любят, хотя многие и не очень – дед бывает очень жосток с теми, кто не подходит под его моральные устои. Дед крайне не любит пьяниц и бездельников. Даже я, пя тилетний ребёнок, обязан трудиться – скажем мне нужно собрать паданицу-алычу, нападавшею на рыхлую землю огорода, там. Где заканчивается виноградник. Ибо дед мой – страстный виноградарь, он первым стал выращивать сию агрикультуру в селе. Не очень кстати удачную для Северного – тут прохладнее, чем на остальном Ставрополье и виноград получается кисловатым, и лишь к сентябрю. Хотя мой прадед, дедушка Вася, ещё в июле имеет первые сладкие грозди. Но это ведь село Благодарное, лежащие ниже и значительно более жаркое. Впрочем, мне пять лет, и я этого всего ещё не знаю, а знаю я, что вот сейчас дед оденет свою дырчатую шляпу и пиджак с медалями(дед – фронтовик) и мы отправимся гулять – исследовать ту самую улицу Красную, будь она неладна, не получается исследовать её до конца! И тут происходит неожиданное. Надо сказать, что жизнь в селе – она катится по накатанным рельсам. И неожиданности встречаются нечасто. Но сегодня деда попросили вдруг съездить на хутор, рядом с озером Солёным, провести среди работников фермы политинформацию. Дед ведь коммунист – он не имеет право отказаться от общественного поручения, и – о, восторг!!! Он берёт с собой меня!!! Вместе с доярками мы залезаем в полуторку, стоящую в тени сельской улицы. Жара тем временем набирает обороты. Тогда ещё не было этого пресловутого потепления, однако Ставрополье всегда отличалось жарким. Знойным летом. Женщины-доярки молоды, однако. С моего детского взгляда, они кажутся старухами – каждой не менее тридцати! Рассаживаемся. Дед-фашист, не пускает меня сесть к борту – а как прекрасно было бы ехать, видя подымающуюся пыль родной земли за самобеглым аппаратом, может быть чуждым в краю, где давно уже царила повозка с лошадью. В телеге ехать интереснее, - думаю я, малыш. И тут деду начинают задавать политические вопросы. Доярки - тогда они не были отуплены телевизором, тиви тогда работал дай Бог четыре часа в такой глуши и у сельских баб накапливались вопросы. Дед с достоинством рассказал о происках империализма, о благородном Вьетнаме, бьющем американских ястребов влёт с помощью наших умелых ракет, а я уже засматривался на пейзажи за бортом полуторки, к которому так по-фашистски не посадил меня дед. Пейзажи были конечно не очень – горушки, выгорелая трава на них, не выжженная. А просто жёлтая. Под неимоверным и щедром ставропольским солнцем. Хотелось пить, но во фляге, посреди кузова, была вода. Не пей, призывали доярки – в обратьку поедем – возьмём молоко. Ставропольский край! Это чудесная часть России. Пусть отдельные русские нацисты и талдычут, что южнее Ростова русской земли нет, однако по богатству и плодородности, по своей красоте, равной земли у России больше нет. Слева был виден профиль горы Свистун – названной в честь некоего атамана, справа круто вздымалась гора Главная. Где ещё с царских времён был устроен геодезический пост. Тем временем показалось озеро Солёное. Это было как зеркало. Положенное плашмя на землю и отражающее гиперболоидный блек вышины, озеро. Оставшееся от древнего Океана Тэтис, по солоности не уступающей Мёртвому морю – утонуть и в нём невозможно быть. И тут моя память делает резет – я не помню, что было дальше. Видимо. Мы купались в солёных водах и вернулись назад. Не помню, следующее воспоминание: Жаркий день, завершившийся жарким, душным вечером. Однако в любом вечере есть. точнее наступает такая вечера часть, что становится арохладно… Я лежу на девовой груди. Дед на спине лежит н а железной кровати, вынесенной на воздух, летней лежанке. Т тяну6 -Ну, дед, расскажи про войну… Дед отвечает нехотя – Я же тебе всё рассказал – ну как мы немцев победили… - Дед, расскажи, как самолёт сбил! - Митюшок. Дак не я его сбил – мы все вместе! - Ну дед! -Ладно, в сорок четвёртом, когда я на украине был, в общем… он – летит, а мы , все, из всего личного оружия – и дали жару…… Дед пытается заснуть, но я, Митюшок, настойчив, - Ну и что? - Сшибли, он – парашют высадил, … -Ну вы его поймали? -ЭнКаВэДэ – отвечает уже спящий дед. На границе знакомой мне местности села живёт дед Семён. Он – изгой в роду. Во-первых, что-то не так было с ним во времена коллективизации, это конечно мне не расскажут. Во-вторых, служил на Камчатке – типа от войны прятался В третьих, женился не на предписанной невесте, а на той, что была уже за мужем, порченой, бабе Поле. Она вытравила плод и осталась бездетной. А у дедушки Семёна ноги одной нет – снаряд, не японский, а наш – попал под учебный обстрел. Мне не рекомендуют к ним ходить, но я – хожу. Мне уже восемь лет и я езжу по селу на велосипеде «Орлёнок». Дед Семён всегда встречает меня очень ласково. Я тогда не понимаю, но видимо – я являюсь символом примирения. От деда Семёна кстати мне остался серебряный Николаевский рубль – он знал, что я интересуюсь нумизматикой, а тогда, в середине семидесятых, царские монетки можно было просто в огороде найти… Дед Семён обставил это, отдачу рубля, капитально. Он пригласил меня. Лет уже тринадцати от роду, и отдавая рубль, несколько раз повторил – помни меня, деда Семёна. Вот я его и помню – мудрый был дед.
|
